Минувшее лето, знойное и угарное, не пощадило Давида Исааковича Кривицкого — композитора трагической судьбы и в то же время исключительно плодовитого, создававшего замечательные произведения до самых последних своих дней. Его жизнь последних десятилетий была как бы ареной борьбы страшного недуга и неиссякаемого творческого горения. Он мог бы сказать словами Шуберта: «Я сочиняю всегда и, когда кончаю одно произведение, принимаюсь за новое». Можно было бы сослаться в данном случае еще на одного великого композитора. Римский-Корсаков однажды сказал, что «композитор не тот, кто может сочинять музыку, а тот, кто не может не сочинять». Давид Кривицкий «не мог не сочинять» не только в молодые, благополучные относительно здоровья, годы: напротив, после свалившегося на него тяжелого заболевания в начале 1980-х он вступил в период наивысшей зрелости и продуктивности. Об этом свидетельствует не только увеличивавшееся (чуть ли не в геометрической прогрессии) количество произведений, но также их великое жанровое разнообразие и своеобразие замыслов и идей.
Давид Исаакович Кривицкий родился 12 мая 1937 года в Киеве, в семье скрипача, концертмейстера в оркестре Оперного театра. Для него самого скрипка стала как бы исходным и любимым инструментом, к которому потом прибавилось фортепиано, многие другие инструменты: он «открывал» и изучал их свойства в течение всей творческой жизни.
Формирование Кривицкого-музыканта совпало с таким глобальным и трагическим событием, как Великая Отечественная война и рядом других неблагоприятных обстоятельств (в том числе с разгулом антисемитизма на Украине, о чем сам Давид написал в своих мемуарных заметках). Этапы обучения были связаны первоначально с Киевом, где он окончил консерваторию как скрипач, а композиторское образование было получено в 1963—68 годах в Московском музыкально-педагогическом институте имени Гнесиных (класс композиции выдающегося профессора Генриха Литинского).
По признанию самого композитора, на становление его творческого мировоззрения большое влияние имело также общение с Филиппом Моисеевичем Гершковичем (учеником Веберна). Множество созданных еще в молодые годы музыкальных произведений разных жанров позволило Кривицкому стать членом Союза советских композиторов в 1969 году. В сохранившейся стенограмме заседания Правления Московского Союза композиторов от 6 марта 1969 года читаем слова Вано Мурадели: «Меня очень порадовал талант этого композитора. У него есть свое творческое отношение к музыке. Он очень тонкий музыкант, большой художник и искренний человек».
В Союзе он проявил себя не только как плодовитый композитор, но и как активный общественный деятель. Кривицкий вошел в совет возглавлявшегося Григорием Самуиловичем Фридом Московского молодежного музыкального клуба, где, помимо участия в дискуссиях и проведения интереснейших тематических вечеров, прочел и серию докладов о различных музыкальных инструментах. Их технологические особенности, как уже упоминалось выше, он превосходно изучил в собственном обширном творчестве, создавая произведения как сольные, так и ансамблевые, причем особое место у него заняли уникальные ансамбли однородного типа (например, поэма «Время течет, вечность неизменна» для 12-ти флейт, композиция «Sub Rosa» для 7-ми гобоев, «Поэма-воспоминание» для 8-ми альтов, «Дифирамб» для 8-ми виолончелей, марш для 18-ти труб, пьесы для 8-ми, 12-ти и даже 24-х скрипок!). Дополнив ансамблевое инструментальное творчество произведениями для оркестра, Кривицкий, в то же время, не прошел и мимо сольных жанров. Например, обратившись к такой редкой и специфической области, как фортепианная музыка для левой руки, создал целую дюжину произведений самого разного масштаба и направленности. Здесь и образное воплощение известных стихов (сонеты Данте, Микеланджело, «Мадонна» Пушкина), и фантазии, и, наконец, ряд пьес в жанре эпитафии, посвященных памяти друзей и выдающихся личностей («Эпитафии» Г.Зингеру, Ю.Фортунатову, А.Шнитке, «Поэма памяти Кати Воскресенской», «Памяти Ю.Холопова» и целая двухчастная Соната № 3 памяти Юлия Даниэля). Трогательно характеризуют нравственный облик композитора эти творческие создания памяти ушедших…
Вокальное творчество Давида Кривицкого весьма обширно и многообразно — от песен и романсов, иногда объединенных в циклы, до кантат и ораторий.
Оперный жанр также привлек внимание композитора. Еще в середине 1970-х годов в Союзе композиторов состоялся показ его оперы «Пьер и Люс» (по одноименному произведению Р.Роллана). Но особо важной работой оказалась опера «Доктор Живаго» (по роману Б.Пастернака), По ряду причин публичное исполнение этого интереснейшего и вдохновенного произведения так пока и не состоялось, но в концертах все же прозвучали отдельные отрывки, а на XVI фестивале «Московская осень» 12 ноября 1994 года была представлена Шестая картина из «Доктора Живаго» в концертном исполнении (партию Лары спела Галина Писаренко, а Юрия Живаго — Абдул Мукманов).
Любопытным, однако, было полное исполнение оперы в клавирном варианте летом 1991 года, когда на даче в Доме творчества «Руза» собрались друзья композитора, а пианист и композитор Борис Франкштейн играл на рояле оркестровую партию, подпевая за солистов и даже за хор. Да, Давид Кривицкий умел находить нужных исполнителей, и они, в свою очередь, тоже его «находили». Многие музыканты, в том числе самые выдающиеся, проявляли интерес к музыке Кривицкого (среди них — дирижеры Геннадий Рождественский, Арнольд Кац, Александр Скульский, певец Сергей Яковенко, пианисты Елизавета Леонская, Анотолий Ведерников, Нигора Ахмедова, скрипачи Виктор Пикайзен, Марина Яшвили, Алексей Бруни, виолончелисты Александр Рудин, Юрий Лоевский, трубач Тимофей Докшицер, флейтисты Александр Корнеев, Марина Ворожцова и многие-многие другие — всех просто невозможно перечислить). Вспоминаю, как известный альтист Георгий Капитонов признавался, что охотно играет произведения Кривицкого, находя в них, прежде всего, большую мелодическую выразительность.
Композитор был полон горячей благодарности всем, кто так или иначе помогал продвигать его творчество — в том числе и тем педагогам, которые поручали своим ученикам разучивать его произведения (среди них Михаил Воскресенский, Эдуард Грач и еще многие другие). Благодарил и за устные «рецензии» на концертах, и за музыковедческие предисловия в нотных изданиях. Автор этих строк был бесконечно тронут надписью на одной из программок: «Дорогому Георгию Вильгельмовичу — моему истинному другу! Д. Кривицкий».
Нельзя не сказать о той неоценимой помощи, которую оказывала Давиду Кривицкому его семья, сплошь состоящая из музыкантов. Жена, Юлия Наумовна, педагог-теоретик, вынесла всю тяжесть неусыпного, самоотверженного ухода; дочь, Евгения, талантливая органистка и музыковед с докторской степенью, сыграла огромную роль в исполнении и распространении произведений композитора; наконец, внук Миша — во многом, воспитанник своего деда, мальчик, обладающий исключительным музыкальным слухом, композитор и пианист все чаще становился партнером и сотрудником в разнообразных замыслах своего старшего наставника.
Поглощенный множеством музыкальных замыслов, Давид Кривицкий не замыкался в одной лишь собственно музыкальной сфере — он проявлял живой интерес к литературе, истории, философии, и этот все расширявшийся в последнее время кругозор обогащал содержание его музыкальных произведений. Ему близки и библейские образы (симфония для баса и оркестра «Арфа царя Давида», семь Библейских рапсодий), и искусство Возрождения (Симфония № 2 для сопрано и струнных на сонет Петрарки, «Любовная кантата» на стихи Иоанна Секунда), французская, испанская, отечественная литература (от опер и балетов до вокальных сочинений), интересовали и метафизические проблемы. В последние годы композитор чувствовал потребность высказаться не только в звуках, но и словесно. Он выработал особую форму «синтетического трактата», где его мировоззренческие и творческие идеи раскрывались вербально (в жанре «Заметок композитора»), музыкально — трактаты включали разного рода пьесы — и через иллюстративный ряд (фото-коллажи, живописные картины).
Отражаются в музыке Кривицкого и крупные, трагические события XX века, частично пережитые им самим: Великая Отечественная война, страшная трагедия Бабьего Яра. Следует особенно упомянуть грандиозную ораторию «Бабий Яр». Это произведение, имеющее жанровый подзаголовок dramma per musica, написано для чтеца, певцов-солистов, мужского и детского хоров и симфонического оркестра. Созданное самим композитором либретто опирается на целый ряд источников: повесть А.Кузнецова «Бабий Яр», материалы Нюрнбергского процесса, поэзию А.Ахматовой, Д.Гофштейна, С.Липкина, СГудзенко, И.Бродского, П.Элюара, прозу Ги Бретона. При всем ужасе описываемых кошмарных событий автор в Эпилоге оратории достигает катарсиса, формулируя, по сути, главное кредо своего творчества: «Любовь — это единственный смысл жизни, и смысл смыслов, и символ счастья». Исключительное разнообразие и изобретательность композитор проявляет в использовании средств выразительности — весьма оригинальных, а иногда в некотором роде традиционных. Так, всемирная, по существу, трагедия Бабьего Яра находит отражение в использовании разных языков в вокальных партиях (русский, украинский, немецкий, идиш, иврит), что неожиданно перекликается со старинным многоязычным мотетом раннего Возрождения (вернее, является грандиозным развитием приемов далекого прошлого). Это, одно из вершинных произведений композитора, было исполнено 26 апреля 1995 года в Зале конгрессов гостиницы «Космос» и имело огромный успех. Жанру балета Давид Кривицкий отдавал дань еще в молодые годы — балеты «Пышка» (по Мопассану), «Шагреневая кожа» (по Бальзаку). А последней его крупной работой явился балет «Лаура, или Аллегория любви и смерти» (2008). Как обычно, Давид Кривицкий сам создал либретто, отчасти опираясь на неоконченный роман В.Набокова «Подлинник Лауры». Это произведение готовится к премьере, но музыка была исполнена, записана при жизни автора и показана на заседании Комиссии музыкального театра СК Москвы, вызвав оживленную дискуссию.
Заметно усилившееся в последнее время недомогание не могло погасить творческой энергии композитора Кривицкого, хватавшего каждую возможность передышки (между серьезными приступами), чтобы сесть за рабочий стол. Часто на обложках сочинений он помещал излюбленный девиз: «Сагре diem» («Ни дня без строчки»). Более того, можно с уверенностью утверждать, что именно неугасаемая творческая энергия, постоянная озабоченность новыми замыслами преодолевали смертельные угрозы страшного недуга: перо выпало из его рук на 74-м году жизни. Можно сказать, что трагический конец застал композитора, так сказать, на боевом посту, последовав буквально за очередной творческой работой, И если снова вспомнить великих композиторов прошлого, то на память невольно приходит Иоганн Себастьян Бах, который, полностью ослепнув и чувствуя приближение конца, продолжал диктовать зятю свою последнюю фугу…
Мир потерял в лице Давида Исааковича Кривицкого автора свыше 2000 произведений (эта исключительная плодовитость недавно была отмечена дипломом Книги рекордов планеты). И важнейшей данью памяти будет многолетняя разработка его наследия — издания, исполнения, каталогизация и т.д. А то, что удалось упомянуть в настоящих заметках, не более чем вершина айсберга…