Прекрасно, хорошо, правильно
Pulchre, bene, recte
Цикл этюдов известного и неординарного московского композитора Давида Кривицкого входит в мультидисковый проект «Два века фортепианного этюда. Антология». Цикл записан в студии PDS на цифровом рояле летом 2008 и летом 2009 года.
Д.Кривицкий — современный композитор новой формации. Со своей техникой композиции, особенно интересной и неожиданной для пианиста. Со своим удивительным и необычным музыкальным языком, на котором он говорит о сложнейших проблемах бытия. Его музыка сродни философским системам. Ведь концепции философов дают нам познание мира с разных сторон. И каждая глубокая концепция — это, по существу своему, плод отвлеченного воображения философа-художника. Этим философия сближается с музыкой. И совсем не важно, в больших или малых формах происходит такое сближение. Не случайно философские системы крупных мыслителей прошлого и настоящего зачастую воспринимаются мыслящим музыкантом как целостное музыкальное художественное произведение.
Музыке композитора присуща необыкновенная концентрация мысли, восходящая к философским обобщениям бытия и человеческих страстей.
Большинство его произведений — часть макроцикла. Надо сказать, что этот принцип осуществляется прежде всего в крупных циклах композитора. Например, в таких, как 12 этюдов для виолончели соло, 24 каприса для скрипки соло, «Искусство игры на валторне», «Семейство тромбонов», «Семейство кларнетов», «Искусство вокализирования» (в трех томах), 24 сонаты для фортепиано (для двух рук и одной левой руки). В последнем сверхцикле работают такие понятия, как суперсоната и макроформа (форма существования суперсонаты), определяющие восприятие целого действия в виртуальном пространстве. Разнообразие форм и стилей композиций охватывает тысячелетие, а содержание — от времен библейских до наших дней. Синтетическая литературная программность и обширный авторский комментарий к сонатам с достаточной полнотой раскрывают его идеи.
К циклам принадлежат и «Шесть концертных этюдов для фортепиано». Во всех этих жанрах автор стремится к реализации «троичного признака», в котором выражены обобщения из мира музыки, живописи и литературы, связанные в том числе и с библейскими сюжетами.
Этюды, как и многие сочинения малых жанров автора, сродни миниатюрам. Они отличаются особой техникой фортепианного письма, требующей от исполнителя интенсивной «встречной» работы интеллекта для постижения замысла, для освоения нового языка. Вообще говоря, этюд вырос из проблемы упражнения на инструменте. История этюда как жанра — это история становления и развития фортепианной техники во всех ее разновидностях — классической, романтической, неоклассической, постромантической и новейшей, в том числе джазовой, связанной с творческими открытиями современных композиторов. И жанр этюда эволюционирует не просто как привычная художественная миниатюра, а вбирает в себя огромный спектр художественно-смысловых значений современной музыкальной и культурной ситуации.
В «Шести этюдах» Кривицкого в очень видоизмененном виде присутствуют многие узнаваемые формулы фортепианной техники. В разные исторические времена исполнитель всегда сталкивается с новой и непонятной для него фортепианной техникой. Так было впервые с произведениями Клементи, Листа, Дебюсси и Годовского, Бартока и Шимановского, Рахманинова и Скрябина. Первое прикосновение к этюдам Кривицкого ставит пианиста перед той же уникальной, узнаваемой и незнакомой техникой, поставленной на службу небывалой авторской идеи, воплощенной в музыкальных образах, выражающих движения души человеческой.
Если иметь в виду фактуру, в этих этюдах нет особых конструктивных элементов. Однако они очень трудны для исполнения и, в особенности, для интерпретации. Трудны потому, что изобилуют большим количеством мелких и «подробных» нюансов (иногда на одной ноте!), которые требуется сыграть точно, придав этому в то же время импровизационный характер. Необходимо вникнуть также в смысл «квадратов», которые присутствуют в каждом этюде: движение идет непрерывно, затем останавливается, берет дыхание и снова устремляется вперед.
Наряду с «непрограммными» (Первый, Второй), некоторые этюды имеют названия. Например, большую роль в цикле автор отводит Четвертому этюду под названием «Silenzio» («Тишина»), «являющийся своего рода передышкой, если взять макроформу, перед последующими, заключительными этюдами», — отмечает композитор. Центром притяжения, «золотым сечением» цикла является Третий этюд А главной кульминацией становится Пятый этюд – Quasi una fantasia. Вообще фантазиями или импровизациями можно назвать все этюды Кривицкого – ведь импровизация и есть фантазия.
Шестой этюд, завершающий цикл, неожиданно воплощен в жанре танца, в форме танго. Это танго-этюд — совсем как у Астора Пьяццоллы, но преломленный через музыкальный мир Давида Кривицкого.
Очень трудно найти им аналогию из истории развития этюдного жанра – от М.Клементи, Ф.Шопена, Ф.Листа, Р.Шумана в XIX веке до С.Рахманинова, А.Скрябина, С.Прокофьева, К.Шимановского, Б.Бартока, Д.Лигети, Ш.Сорабжи в ХХ столетии. И в то же время, эти миниатюры неявно продолжают традиции композиторов дармштадской школы ХХ века, не повторяя их ни художественно-образном содержании, ни в технике письма..
По моему мнению, феномен музыки Кривицкого очень напоминает музыкальную фигуру забытого гениального романтика, современника Шопена, Лист и Шумана, — Шарля-Валантена Алькана. Сочинения Алькана удивительным, ни на кого не похожим образом, преломили духовное содержание и исторические события Европы XIX столетия. Его этюды, впрочем и другие сочинения, оказались столь сложны, и технически и музыкально, что дождались своего исполнителя лишь к концу ХХ века.
Надеюсь, что этюды Кривицкого заинтересуют исполнителя нашего времени, ощущающего «нерв» современной музыкально-поэтической жизни.
Пианист, профессор МПГУ
Константин Цатурян